У нас на Брянском в ходу были две безымянные строфы, поражавшие своей беспощадной правдой об окопной повседневности, об остром ощущении ежеминутного гибельного риска, неотделимого от понятия воинского долга. Вслушаемся в эти суровые строки, выплеснувшиеся из многострадальной, но мужественной души:
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей,
Дай-ка лучше погрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки,
Мне ещё наступать предстоит.
Восьмистишие это могло поначалу шокировать, даже показаться циничным. Но людям, все время пребывавшим в зоне огня, эти строки были понятны. В них присутствовала необоримая истина.
Естественно, о публикации таких стихов тогда не могло быть и речи. Это понимал их автор, отнюдь не стремившийся обнародовать свое имя. Но, возможно, и против его воли, сочиненное им пошло, как говорится, по кругу. Самиздат существовал и в дни войны.
Впервые эти строки увидели свет много лет спустя. Василий Гроссман привел их в своем романе «Жизнь и судьба», чья трагическая участь общеизвестна.
Сама эта книга тоже являла момент грозной истины. Первое издание романа появилось на Западе. Но автор восьмистишия по-прежнему оставался неизвестным, ибо Гроссман при написании книги, естественно, тоже его не знал. А одиозные строки Василий Семенович услышал на сталинградском фронте. Значит, они были известны и там, как и на других участках великой битвы.
В 1988 году Евтушенко печатал в «Огоньке» с продолжением, составленную им поэтическую антологию «Муза XX века». В одном из номеров он опубликовал бродячий фронтовой шедевр, сообщив, что, по слухам, легендарные строки были найдены в планшете лейтенанта, павшего в бою. Имя автора всё еще оставалось загадкой. Составитель антологии высказал мнение, что стихи эти гениальны. Год спустя, в начале «перестройки» роман Гроссмана был, наконец, издан на родине. Безымянные стихи в третий раз увидели свет, обретя множество новых читателей.
•
И вдруг все прояснилось. В журнале «Столица» известный критик и литературовед, участник войны Л. Лазарев напечатал короткое эссе под названием: «Так бывает только в жизни». Воспользуемся выдержками из этой публикации: «Много лет назад Виктор Некрасов пригласил меня в Киев — отпраздновать десятилетие Дня Победы. Большая компания фронтовиков, душой которой был Некрасов, собралась 9 мая в корпункте «Литературной газеты». Компания довольно пестрая, не только писатели и журналисты, но и кинорежиссер-документалист, врач, архитектор… В воспоминаниях о Некрасове, опубликованных в 1990 году в «огоньковской» книжице я описал эту пирушку, вспомнив и молодого хирурга, фамилию которого мне или не сказали, или я запамятовал. Однако вскоре от него — он узнал себя — пришло письмо и его воспоминания о Некрасове. Как ни странно, моя книжечка дошла до Израиля, куда он уехал в 1977 году.
Одновременно журнал «Вопросы литературы», где я работаю, напечатал заметку смоленского литературоведа В. Баевского; он установил, кто автор одного знаменитого, долгие годы бытовавшего в литературной среде военного стихотворения: «Мой товарищ, в смертельной агонии…»
Так вот оказалось, что тот киевский хирург, с которым я праздновал День Победы в компании Некрасова и автор легендарного стихотворения — один и тот же человек. Зовут его Ион Лазаревич Деген. Как здесь не скажешь, что жизнь — плохой сценарист, она создает самые неожиданные, совершенно неправдоподобные ассоциации».
•
Деген шестнадцатилетним подростком ушел добровольцем на фронт, стал танкистом, не раз был тяжело ранен, горел в танке. На войне стал писать стихи. Но после победы, оказавшись двадцатилетним инвалидом, предпочел поэзии медицину. Видимо, искусство и самоотверженность врачей, спасавших ему жизнь, оказали влияние на выбор дальнейшей судьбы. К тому же, его попытки опубликовать написанное на фронте кончались неизменной неудачей. Редакторы обвиняли его в «очернительстве» и «дегероизации».
Журнал «Столица» опубликовал и давний портрет Дегена. Открытое юношеское лицо, танкистский шлем. Под фотографией дата — лето 1944 года, 3-й Белорусский фронт.
Деген — человек скромный. Гением себя отнюдь не считает. Больше того, к литературе долго не возвращался. Сейчас, на склоне лет, стал писать короткие новеллы и воспоминания. Но основное занятие — травматолог-ортопед. Доктор медицинских наук, профессор. Одно время был вице-президентом израильского Совета ветеранов Отечественной войны.
Сейчас он по праву может найти своё имя не только в медицинской энциклопедии, но и в любой поэтической антологии.
•
…Когда этот мой очерк был опубликован в одной из московских газет, Деген прислал мне свой сборник, вышедший в Израиле, «Стихи из планшета». Издана книга по настоянию друзей, сам Деген по скромности на это не решался.
Сейчас мы с ним дружески переписываемся.
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей,
Дай-ка лучше погрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки,
Мне ещё наступать предстоит.
Восьмистишие это могло поначалу шокировать, даже показаться циничным. Но людям, все время пребывавшим в зоне огня, эти строки были понятны. В них присутствовала необоримая истина.
Естественно, о публикации таких стихов тогда не могло быть и речи. Это понимал их автор, отнюдь не стремившийся обнародовать свое имя. Но, возможно, и против его воли, сочиненное им пошло, как говорится, по кругу. Самиздат существовал и в дни войны.
Впервые эти строки увидели свет много лет спустя. Василий Гроссман привел их в своем романе «Жизнь и судьба», чья трагическая участь общеизвестна.
Сама эта книга тоже являла момент грозной истины. Первое издание романа появилось на Западе. Но автор восьмистишия по-прежнему оставался неизвестным, ибо Гроссман при написании книги, естественно, тоже его не знал. А одиозные строки Василий Семенович услышал на сталинградском фронте. Значит, они были известны и там, как и на других участках великой битвы.
В 1988 году Евтушенко печатал в «Огоньке» с продолжением, составленную им поэтическую антологию «Муза XX века». В одном из номеров он опубликовал бродячий фронтовой шедевр, сообщив, что, по слухам, легендарные строки были найдены в планшете лейтенанта, павшего в бою. Имя автора всё еще оставалось загадкой. Составитель антологии высказал мнение, что стихи эти гениальны. Год спустя, в начале «перестройки» роман Гроссмана был, наконец, издан на родине. Безымянные стихи в третий раз увидели свет, обретя множество новых читателей.
•
И вдруг все прояснилось. В журнале «Столица» известный критик и литературовед, участник войны Л. Лазарев напечатал короткое эссе под названием: «Так бывает только в жизни». Воспользуемся выдержками из этой публикации: «Много лет назад Виктор Некрасов пригласил меня в Киев — отпраздновать десятилетие Дня Победы. Большая компания фронтовиков, душой которой был Некрасов, собралась 9 мая в корпункте «Литературной газеты». Компания довольно пестрая, не только писатели и журналисты, но и кинорежиссер-документалист, врач, архитектор… В воспоминаниях о Некрасове, опубликованных в 1990 году в «огоньковской» книжице я описал эту пирушку, вспомнив и молодого хирурга, фамилию которого мне или не сказали, или я запамятовал. Однако вскоре от него — он узнал себя — пришло письмо и его воспоминания о Некрасове. Как ни странно, моя книжечка дошла до Израиля, куда он уехал в 1977 году.
Одновременно журнал «Вопросы литературы», где я работаю, напечатал заметку смоленского литературоведа В. Баевского; он установил, кто автор одного знаменитого, долгие годы бытовавшего в литературной среде военного стихотворения: «Мой товарищ, в смертельной агонии…»
Так вот оказалось, что тот киевский хирург, с которым я праздновал День Победы в компании Некрасова и автор легендарного стихотворения — один и тот же человек. Зовут его Ион Лазаревич Деген. Как здесь не скажешь, что жизнь — плохой сценарист, она создает самые неожиданные, совершенно неправдоподобные ассоциации».
•
Деген шестнадцатилетним подростком ушел добровольцем на фронт, стал танкистом, не раз был тяжело ранен, горел в танке. На войне стал писать стихи. Но после победы, оказавшись двадцатилетним инвалидом, предпочел поэзии медицину. Видимо, искусство и самоотверженность врачей, спасавших ему жизнь, оказали влияние на выбор дальнейшей судьбы. К тому же, его попытки опубликовать написанное на фронте кончались неизменной неудачей. Редакторы обвиняли его в «очернительстве» и «дегероизации».
Журнал «Столица» опубликовал и давний портрет Дегена. Открытое юношеское лицо, танкистский шлем. Под фотографией дата — лето 1944 года, 3-й Белорусский фронт.
Деген — человек скромный. Гением себя отнюдь не считает. Больше того, к литературе долго не возвращался. Сейчас, на склоне лет, стал писать короткие новеллы и воспоминания. Но основное занятие — травматолог-ортопед. Доктор медицинских наук, профессор. Одно время был вице-президентом израильского Совета ветеранов Отечественной войны.
Сейчас он по праву может найти своё имя не только в медицинской энциклопедии, но и в любой поэтической антологии.
•
…Когда этот мой очерк был опубликован в одной из московских газет, Деген прислал мне свой сборник, вышедший в Израиле, «Стихи из планшета». Издана книга по настоянию друзей, сам Деген по скромности на это не решался.
Сейчас мы с ним дружески переписываемся.
Предыдущее о том же: раз, два.
Update 2009/01/08. У Миши Мазеля.